Томари. Наш переезд на Сахалин: “Папа, поехали домой!”

В начале 1980 года нашу семью взбудоражила новость — в мае папу переводят к новому месту службы – на Дальний Восток, на остров Сахалин.

А где это – Сахалин?
По карте посмотрели – маленький рыбий хвостик возле края земли.
Остров!!
В океане!!!
Вместе с папой, с помощью линейки и карты Советского Союза вымеряли и высчитали, что это, приблизительно, в 14 тыс. км от Черкасс!

Поездом добираться слишком долго, недели две, да и на сам остров рельсы не проложены, значит – полетим самолётом.
Начались сборы…

В мае еще полным ходом идут занятия в школе, но в связи с нашим отъездом, окончание 3-го класса было для меня несколько скомканным и ускоренным.

3-а класс ср. шк. № 26 Черкассы, 9 мая 1980 г.

Так я впервые в жизни ощутил вкус “халявы” – по окончании третьего класса школьники на Украине, в отличии от школьников, например в России (хотя государство-то было одно – СССР) сдавали первые экзамены, а я это дело успешно проскочил.
Одноклассники завидовали мне во всю! Пытались выучить незнакомое название, и у них получалось – “Салехард”, а я гордо поправлял – “Сахалин”!

Ну, название, допустим, я запомнил, а вот какой он, остров Сахалин?
Всё мое существо переполняло ожидание какого-то чуда и я пытался себе представить, как это все должно выглядеть.
При слове «море» перед глазами вставала полоска песчаного пляжа на берегу Днепра. При слове «остров» — возникала картинка островов, какие хорошо видно, если переезжать через Днепр по мосту в районе Черкасс, или — еще лучше — картинка из какой-нибудь книжки, в виде холмика в море, а посередине него пальма с длиннохвостым улыбчивым обезьяном в листве, и обязательно с бананом.

С самолетом — понятно, аэропорт у нас недалеко, видел, как они на посадку заходят или взлетают, тут кажется все просто.

Новость, которая меня поразила даже больше, чем то, что мы уезжаем, состояла в том, что Ира, моя старшая сестрёнка, остается в Черкассах, то есть с нами не едет. То есть – совсем никуда не едет.
Этого мой мозг никак допустить не мог!
Мы – без Иры, Ира – без мамы, папы и меня? Как это так, ведь мы всегда были вместе, я и не думал никогда, что мы можем существовать отдельно друг от друга.
Был такой случай: когда мне было 7 или 8 лет, Ира показала мне пожелтевшую кромку кожи у неё на ступне ноги и пошутила, сказала, что такое бывает у людей, если они уже скоро умрут – со мной было плохо, я плакал, а Ира была вынуждена успокаивать мои слёзы… Она-то пошутила, а я искренне поверил, что дело тут не шуточное! Ведь большую часть времени мы проводили с ней, мама и папа все больше на работе, а мы варились в своем соку, вместе. Спали мы в одной комнате, иногда споря кто на какой кровати будет спать. Ира проверяла мои уроки, кормила меня, когда я приходил со школы, подсказывала мне где и как себя вести, играла со мной. Даже в школе я все время чувствовал, что Ира где-то рядом — она училась в старших классах тойже школы. А тут — на тебе…
Так вот, как объяснили родители, Ира будет здесь, в Черкассах, учиться, работать, жить в квартире на ул. Конева, которую папа буквально только что получил, и ждать нашего возвращения.
То есть мы скоро вернёмся, мы просто какое-то время поживем так вот, врозь, а потом опять будем все вместе…
Не даром говорят – войти в одну реку дважды нельзя, жизнь на счет нашего возвращения и воссоединения распорядилась иначе, но об этом — в другой истории.

Приготовления к переезду закончились, контейнер с вещами упакован.

Взрослые прекрасно знали, что Сахалин издревле считался гиблым местом, куда отправляли ссыльных, отбывать наказание. Места-то, поди, голодные – значит надо с собой лука и чеснока взять, витамин таки-ж.
Взяли. По мешочку. А так, вещей немного – подушки, одеяла, теплая одежда…
В общем, к отправке в ссылку – готовы.

Контейнер отправился в свой загадочный, как позже оказалось, путь, по рельсам и шпалам, а мы отправились своим путем.

Сначала был наш маленький, старый черкасский аэропорт и самолет рейса Черкассы — Москва (Быково).

Я до этого уже однажды летал на самолете – папа взял меня с собой в командировку в Умань, и туда мы летели на Ан-2. Полет чем-то напоминал поездку по булыжной мостовой в стареньком автобусе, а посадка в Умани на грунтовую взлетно-посадочную полосу еще более сблизила это сходство. Сиденья, точнее скамейки в самолете были расположены вдоль бортов, в окошко не очень-то и посмотришь.

А в этот раз нас несет реактивный пассажирский самолёт Як-40. Все так интересно и необычно! Красивые мягкие сиденья с белоснежными подголовниками, все чисто и бесшумно. За час полета насладиться новыми ощущениями не успел, время пролетело как на одном вдохе, даже толком ничего не рассмотрел.

В Москве (Шереметьево) пришлось ждать пересадки почти сутки. На ночь нашлось одно место в зале, который почему-то обзывался “Комната матери и ребенка”. Ночь на стуле. Для нас с мамой. Я-то, понятно, поспал у мамы на руках, а вот мама — не очень. А для папы и места-то, помню, не нашлось – он всю ночь ходил по аэропорту, пил чай или кофе, и время от времени заходил к нам, узнать как дела.
Аэропорт, обыкновенно для того времени, забит до отказа людьми самого разношерстного покроя – служащие с портфелями, отдыхающие с чемоданами, туристы с рюкзаками и вахтовые рабочие с баулами, цыгане целым табором, со всеми сопровождающими это действо шумовыми и визуальными эффектами, строгие военные… При этом, Москва готовится встречать гостей Олимпиады-80, поэтому аэропорт причесан и накрашен, выглядит красиво и современно, а в воздухе веет чем-то сродни ожиданию внеочередного новогоднего праздника. А в качестве Дедов Морозов – милиционеры на каждом углу.
Через стеклянную стену второго этажа аэропорта открывался захватывающий вид на летное поле и на стоянку самолетов, каких я еще в жизни не видывал. Время от времени взлетали и садились лайнеры, шли на посадку в самолет или сходили по трапу уже прилетевшие пассажиры. Необычного вида тягачи таскали на сцепке огромные самолеты, рядом с которыми сами тягачи выглядели карликами рядом с лилипутами, огромные колбасы цистерн топливозаправщиков ползали между самолетами, а рядом неторопливо прохаживались какие-то люди в спецовках. Иногда эту неторопливую, торжественную обстановку нарушала яркая машинка руководителя полётов с мигалками, которая стремительно проносилась по этой картинке и исчезала где-то в недрах аэропортовских лабиринтов, почти как метеорит.

Еще одна невидаль — к Олимпиаде-80, видимо, московская кондитерская фабрика “Рот Фронт” наладила выпуск жевательных резинок, или как мы их называли “жувачек”. В аэропорту мне купили – апельсиновую, целую пачку (5 пластиков)! Во, где цивилизация!
Затем была долгая регистрация и посадка в огромный, по тем временам, современный и самый комфортабельный самолет Ил-62, и удивительно длинный перелет, продолжительностью в целых 8 часов.

Вот такой он был, тот самый красавец-лайнер (фото).
Удивительно было ехать от аэровокзала к трапу самолета в огромном жёлтом, непривычно низком автобусе, в котором вовсе нет кресел, с кабиной обыкновенного грузовика. А ведь самолёт стоял совсем близко к зданию аэровокзала! Траектория подъезда тоже была какой-то замысловатой, как будто нам давали возможность осмотреть самолёт снаружи, чтобы мы видели в какой красивой громадине нам предстоит путешествовать.
Прямо барство, подумал я.

Самолет прокатился по летному полю, встал в начале взлётно-посадочной полосы и замер. Завизжали двигатели, уши заложило от давления и самолёт стал разгоняться. За иллюминатором пробежали постройки аэропорта, всякие кабинки и вагончики, мелькнули фонари вдоль взлётно-посадочной полосы. Самолёт нёсся все быстрее, прямо ощущалось, какой он большой и тяжелый, казалось, что разбег будет еще долгим, теперь так и будем бежать до конца нашего пути, но вдруг самолет качнулся и земля стала отдаляться, предметы на ней стали превращаться в уменьшенные копии, как на картинке.
Мы поднимались все выше и выше, раздалось жужжание и толчек – это убрали шасси, и буквально через несколько минут, как только прошли слой облаков, самолет, казалось, застыл на месте. Из индивидуальных вентиляторов приятно потянуло прохладным воздухом (слово “кондиционер” тогда было еще узкоспециальным, и практически не использовалось), давление в салоне самолета выровняли и уши перестало закладывать, гул двигателей стал тише и спокойнее. Все в самолете стали устраиваться поудобнее, регулировали спинки кресел, доставали газеты, книги и готовились к дальнему и долгому полету.

Большую часть полета я смотрел в иллюминатор, за которым в разрывах облаков проплывали изумительные картинки, доселе мной невиданные и величественные – реки, поля, гигантские, фантастические по своим формам горы облаков.
Это было зрелище, которое мне сравнить было просто не с чем: ни с телевизором, ни с кинотеатром, такого не увидишь с земли, если задрать голову кверху – ничего подобного. Глядя в иллюминатор я старательно пытался подобрать слова, которыми я позже смогу все это описать – словарного запаса явно не хватало.

Родители практически весь полет проспали — после бессонной ночи в Москве и немудрено. А я, переполняемый новыми впечатлениями, уснуть не мог, да мне даже и в голову не пришло поспать — я впитывал в себя всю эту красоту, находясь в состоянии перевозбуждения.
Так мы летели целый день. Смену дня и ночи я не заметил: небо все равно отдавало черной ночной синевой, а внизу не всегда было можно что-то разглядеть, из-за облаков. Во время полета нам носили газированную воду и дважды кормили, это – еще одна страница новых впечатлений: практически безвкусная варённая курица с рисом превратились в чудо-блюдо, настолько все было необычно. Только подумай, высота – высотища!, а тут, внутри самолета, всем разносят покушать, как в ресторане, персональный откидной столик с углублением для чашечки, да еще и горчица в пакетике. А джем в коробочке!.. Ну всё, прямо — космический полет, а не перелет в Хабаровск! – мечта сумасшедшего, кому в классе расскажешь – не поверят.
В Хабаровск мы прилетели рано утром, даже еще ночью, следующего дня, хотя для меня еще предыдущий день не закончился – подействовала разница в часовых поясах.

Пересадку в Хабаровске почти не запомнил. Для меня как раз день заканчивался и мне уже ничего не хотелось, кроме как поспать. Поразил только контраст между столичным аэропортом и этим – значительно меньшим, внутри каким-то грязным и серым. Впечатление усиливалось благодаря пасмурной погоде и моросящему дождю. После прохождения паспортного контроля вышли в зону посадки, которая больше напоминала клетку для обезьян в зоопарке: еще более грязную и обнесенную металлическими решетками. Какие-то взрослые дяди и тёти, видя мою растерянность и подавленное состояние, пытались шутить со мной, на тему что ты-же летишь на Сахалин, гордись, выше нос, сахалинец!, но я как-то не готов был всё это воспринимать и реагировал вяло.
Едва сели в Ан-24 рейса Хабаровск – Южно-Сахалинск, я мгновенно уснул – мои внутренние часы выключили меня.

Через полтора часа меня разбудили, уже в Южно-Сахалинске – все та-же пасмурная погода и дождь, и серый пейзаж за иллюминатором.

Дело в том, что когда мы вылетали из Черкасс, там вовсю буйствовала зелень, было уже очень тепло, даже жарко. Теплом встречала и Москва. А здесь вдруг явственно ощутилась близость края земли – всё серое, без признаков тепла и весны, которые сюда еще не докатились.

Родители вспоминают, что первыми моими словами, которые я произнёс сойдя с трапа самолета, были: “Папа, поехали домой!”

Здание аэропорта, вид со стороны летного поля, 70-е гг.

От аэропорта добрались до Южно-Сахалинска.

Папа оставил нас с мамой ждать, когда освободится номер в гостинице “Дальневосточник”, напротив железнодорожного вокзала, а сам пошел с документами в военкомат (на фото – так выглядела эта гостиница в 2008 году).
Тут я снова уснул у мамы на руках, в кресле, а проснулся уже в гостиничном номере.
Грязный номер (его окна можно видеть на фото, где-то на втором этаже в левом от нас крыле гостиницы), который стал нашим жилищем на пару дней, пока папа решал свои служебные дела, поразил меня, прежде всего, своим запахом. До этого, я часто бывал у папы на работе и запомнил резкий специфический кабинетный запах, например в дежурном помещении, это сейчас я уже знаю, что это запах прокуренного помещения. Вот такой-же запах я ощутил и в комнате, и понятно, что такое помещение ассоциироваться с жилым у меня не могло.

Ощущение чего-то временного и неуютного усилилось, когда пришел с работы папа и принес на ужин жареной рыбы, которую купил в магазине кулинарии. Ужин без тарелок и вилок, а так – просто из бумажного свертка, в котором лежала рыба! – да такого просто не могло быть, это вообще не со мной происходит.
Рыба, которой мы никогда не видели, её специфический морской запах, которого я еще никогда не ощущал, была холодной, но вкусной. Это была камбала – одна из самых распространённых видов рыбы на Сахалине. За её обилие и постное мясо ее еще называли “сахалинская курица”.

В Южном (так называют Южно-Сахалинск сами сахалинцы) мы пробыли пару дней, пока папа утряхивал какие-то формальности.

За это время мы даже успели всей семьей сходить в местный кинотеатр и посмотреть индийское кино «Король джунглей» — что-то очень яркое, шумное и незапоминающееся. Но в то время индийские фильмы были в почёте, поэтому впечатление от пребывания на Сахалине у меня несколько поправилось, чему способствовала и порция мороженного перед сеансом.

Сам Южно-Сахалинск показался мне достаточно большим городом, который можно было сравнить и с Черкассами, в каком-то смысле. Поэтому ощущение края земли потихоньку отошло.

Последний отрезок пути до конечной точки нашего путешествия – города Томари – мы преодолели по железной дороге.

Железнодорожный вокзал Южно-Сахалинска

 

Памятник В.И.Ленину на площади перед железнодорожным вокзалом

Поездка протяженностью 6 часов никак не отложилась в моей памяти, наверное я все еще переживал период переакклиматизации. Унылые, как мне казалось, однообразные пейзажи еще непроснувшейся сахалинской природы клонили в сон. Я не видел ни как мы ехали вдоль побережья, ни перевалов в районе города Чехова, ни тоннелей, ни гор – я всё проспал.

(читать далее) 

WW

last update 12.02.12